bezpredel.com

Прогулки с великим критиком. Как описывал Москву Виссарион Белинский

Прогулки с великим критиком. Как описывал Москву Виссарион Белинский

Виссарион Белинский — великий литературный критик. Но помимо этого он был еще и талантливым очеркистом. У него есть замечательное эссе «Москва и Петербург». Что он писал про столицу XIX века — в материале aif.ru.

«Своя красота»

Сначала может показаться, что критик представляет Москву в довольно непрезентабельном виде. Он называет его «гротескным». Например, Тверская, по его словам, это «кривая и узкая по горе тянувшаяся улица».

Он пишет, что дома по ее сторонам стояли как попало: «Один дом на ней выбежал на несколько шагов на улицу, как будто для того, чтобы посмотреть, что делается на ней, а другой отбежал на несколько шагов назад, как будто из спеси или из скромности — смотря по его наружности».

Беспорядок в расстановке строений дополнялся полным отсутствием единого архитектурного стиля и продуманного плана: «Между двумя довольно большими каменными домами скромно и уютно поместился ветхий деревянный домишко и, прислонившись боковыми стенами своими к стенам соседних домов, кажется, не нарадуется тому, что они не дают ему упасть и, сверх того, защищают его от холода и дождя; что подле великолепного модного магазина лепится себе крохотная табачная лавочка, или грязная харчевня, или такая же пивная».

Но представив Тверскую в таком, прямо скажем, не очень презентабельном виде, критик неожиданно делает парадоксальный вывод: «В странном гротеске этой улицы есть своя красота». 

Тверская улица в начала XX века.

Главный критерий комфорта

Белинский пишет, что на необычный, «гротескный» внешний облик Москвы сильно повлияли особенности характера ее жителей.

Их литературный критик представляет, как людей основательных и хозяйственных. По его словам, ни один житель Первопрестольной не мог обойтись без погреба. Поэтому при найме квартиры он «более заботится о погребе, где будут храниться его съестные припасы, нежели о комнатах, где он будет жить».

Но главная мечта любого жителя Москвы, пишет критик, даже самого бедного, «когда-нибудь перестать шататься по квартирам и зажить своим домом».

Как же эта мечта тогда осуществлялась? Критик пишет: «И вот, с горем пополам, призвав на помощь родное „авось“, он покупает или нанимает на известное число лет, пустопорожнее место в каком-нибудь захолустье, и лет пять, а иногда и десять, строит себе домишко о трех окнах, покупая материалы то в долг, то по случаю, изворачиваясь так и сяк».

Москвичи обустраиваются

Ничего не напоминает? Похоже, страсть к собственным участкам и возведению домов на них с годами у москвичей не пропала. Только теперь она перекинулась на дачное строительство.

То, как москвичи строили себе дома в столице во времена Белинского, очень сильно похоже на то, как они сегодня возводят загородное дачное жилье. Сначала «с горем пополам» покупают «пустопорожнее место в каком-нибудь захолустье».

А потом с головой уходят в строительство — «покупая материалы то в долг, то по случаю», «призывая на помощь родное „авось“».

Но вернемся к Белинскому и его очерку «Москва и Петербург». «И наконец наступает вожделенный день переезда в собственный дом; домишко плох, но зато свой, и притом с двором — стало быть, можно и кур водить, и теленка есть где пасти; но главное, при домишке есть свой погреб — чего же более? Таких домишек в Москве неисчислимое множество», — читаем в очерке. Все точно так же, как на современной даче. Только вместо погреба и кур с телёнком, баня и огород. Белинский пишет, что такие частные дома во многом и сформировали облик города.

«Эти домишки даже попадаются на лучших улицах Москвы, между лучшими домами, так же как хорошие (то есть каменные в два или три этажа) попадаются в самых отдаленных и плохих улицах, между такими домишками», — подводит итог Белинский.

Сады Шахерезады

Белинский характеризует Москву как город «патриархальной семейственности». Он пишет: «Во всем и на всем печать семейственности: и удобный домик, обширный, но тем не менее для одного семейства, широкий двор, а у ворот, в летние вечера, многочисленная дворня. Везде разъединённость, особность; каждый живет у себя дома и крепко отгораживается от соседа. Это еще заметнее в Замоскворечье, этой чисто купеческой и мещанской части Москвы».

В очерке критик рисует панораму Москвы, какой она открывалась бы пешеходу, прогуливающемуся, «то спускаясь под гору, то поднимаясь в гору», по ее «главному украшению — Бульварному кольцу»: «...амфитеатры крыш , перемешанных с зеленью садов, будь при этом вместо церквей минареты, он счел бы себя перенесенным в какой-нибудь восточный город, о котором читал в Шехерезаде».

И опять Белинский признает, что в этом хаотичном и экзотичном московском пейзаже присутствует какая-то своя особенная красота. Продолжая смотреть на город глазами пешехода, прогуливающегося по Бульварному кольцу, он пишет: «И это зрелище ему понравилось бы, и он по крайней мере в продолжении весны и лета охотно не стал бы искать столицы и города там, где, взамен этого, есть такие живописные ландшафты».

Старинный мост в Замоскворечье, построенный в XIX веке через обводной канал.

Промышленная Москва

Такой Москва, как ее описал в своем очерке Белинский, оставалась довольно долго.

Однако Россия развивалась. Белинский пишет, что вместе со страной начинала меняться и столица: «Дух нового веет и на Москву и стирает мало-помалу ее древний отпечаток». По признанию критика, «Москва начала делаться городом торговым, промышленным и мануфактурным. Она одевает всю Россию своими бумажнопрядильными изделиями, ее отдаленные части, ее окрестности, и ее уезд — все это усеяно фабриками и заводами, большими и малыми».

Новые времена диктовали Москве свои условия. Город нуждался в обновлении. Однако свой традиционный патриархальный вид он сохранял еще довольно долго. Во всяком случае, увидеть новую Москву Белинскому так и не удалось.

Одна из первых зафиксированных попыток упорядочить Первопрестольную приходиться на 1912 год: в московской городской Думе появляется Комиссия по внешнему благоустройству города.

Инициатором ее создания и первым председателем стал гласный Николай Щенков. В своем обращении к москвичам он заявил: «Москва должна принять европейский вид».

В чем же, по мнению гласного московской Думы, должен был проявиться «европейский вид» города?

«... исторические памятники и здания, конечно, останутся, но теперешний азиатский характер города — все эти кривые улочки, неправильную планировку построек и странную окраску домов — необходимо уничтожить», — пообещал гласный. Предстояла большая работа.

К 1914 году облик города должен был измениться. К установленному сроку намечалось «повсюду провести электричество, переделать бульвары на заграничный образец», увеличить на них «древесные насаждения», «на безобразных площадях, вроде Кудринской», устроить «великолепные фонтаны», «мостовые перемостить».

В общем, под «европейскостью» понималось элементарное наведения порядка и чистоты на улицах.

Николай Щенков.

Новая старая Москва

Осуществить планы московского гласного Щенкова тогда не удалось. История внесла в них свои коррективы. Помешали годы потрясений, войн и революций.

Прокатившиеся по России масштабные события отразились на архитектурном облике Москвы. Старой традиционной Первопрестольной, о которой писал Белинский, больше не существует.

Однако почти все, о чем мечтал гласный в начале XX, в городе осуществлено. Москва пережила несколько реконструкций. Из нее делали столицу победившего пролетариата. Потом даже мировой финансовый центр! Сегодня в Москве есть все, о чем когда-то мечтал Щенков: электричество, благоустроенные площади с фонтанами на них, «древесные насаждения», перестроенные «на европейский лад» бульвары, «замощены» бетоном, асфальтом и плиткой мостовые. Столица выглядит современно, «по-европейски», входит во все мировые рейтинги лучших городов мира.

Однако перемены не смогли изменить характер города. Все равно Москва остается и сегодня в чем-то «патриархальной», и в чем-то «семейной». Достаточно пройтись вечером по ее «кривоколенным» переулкам, и обязательно где-нибудь в Замоскворечье или в районе Покровки встретится «домишко», прислонившейся к стенам соседних огромных зданий, который не нарадуется, «что они не дают ему упасть и, сверх того, защищают от холода и дождя».